Задумчиво обнюхивая  напиток, похожий сразу на травяной чай, компот и свекольный бульон с сиропом от кашля, Нора пристально и просительно поглядывала на филина, внутренне кляня себя за то что никак не передаст его в руки того хозяина, которого птица себе предпочла. По сути, Пейрифой Мелеагр Третий жил на два, скорее, даже на три дома, но только в одном из них он "работал" с удовольствием - в Блэковом. Девушка уже очень давно, как казалось, собиралась отдать филина, но сова была крайне нужна, а руки до ее покупки не доходили - хотя, по правде говоря, это было только отговоркой. Пусть они с филином не любили друг друга, он был тем немногим, что связывало ее с родителями (в прямом и переносном смысле - он прекрасно летал на дальние расстояния). И потому он по прежнему "работал" на нее, и то только потому, что она при первой возможности отпускала его к Сириусу. Вот уж там царило полное взаимопонимание! Давно, ох, давно надо было по возможности торжественно передать тому пусть и номинальное владение Пейрифоем, но вопреки всякому здравому смыслу и целостности собственных рук, Ленора этого не делала, а скорее, даже наоборот - судя по филиновым глазам, она над ним просто издевалась. Ох, если вспомнить, сколько часов она уговаривала филина хотя бы иногда летать по поручениям Ксено, которого Пейрифой отчего-то явственно терпеть не мог, еще больше, нежели ее, а это надо постараться! Филина умоляли, разговаривая, аки с человеком, приводили убедительные доводы, сулили всякие вкусности и месяц у Блэка, но поддался на уговоры он скорее просто от жалости к тому существу, которое уже давно перестало называть себя его хозяйкой, и, быть может, из-за возможности лишний раз напакостить своему классовому врагу, чаще бывая у него дома. И сейчас Нора тихо молила весь античный пантеон разом, дабы тот не выкинул никаких фокусов, на которые был горазд, но Пейрифой повел себя на удивление мирно - всего-то попытался растерзать клювом хозяина письма, опрокинул все, что только мог опрокинуть, и потом с видом оскорбленной невинности ушел подальше, демонстрировать навязчивый интерес к печенью. Девушка облегченно отхлебнула из стакана - могло быть существенно хуже, но примерно в этот момент почувствовала вкус дивного питья, полностью соответствующий запаху, разве что добавилось еще анисовое послевкусие. Тихо булькнув, Ленора отставила емкость в противоположную от филина сторону.

- Увы, скорее он тебя препарирует... И меня заодно! - она косо посмотрела в сторону старательно игнорирующего подобные разговоры филина, тем не менее, всем своим видом подтверждающего это утверждение. Стакан был придвинут назад и напиток снова полился в горло, сопровождаемый надеждой, что в первый раз просто не был распробован. Как ни странно, второй раз он действительно показался вкуснее - может, на свеклу он похож только цветом? Несколько удивившись столь ярой проверке письма на подлинность, Нора поставила на стол стакан, чуть покачивая его, и поправила съехавшие очки, вопреки всем преградам и невнимательности находившиеся на своем месте. Через них было крайне четко видно, что Ксено был какой-то не такой, прямо-таки сам не свой, потому что словно сдулся, как маггловский воздушный шарик. Не то чтобы что-то сильно изменилось, просто... вот только что они с филином носились по столу, чуть ли не воюя прихватками, а вот он стоит настолько тихий и... спокойный, что ли?

- Мама умерла. Хочешь в Чили?
Хорошо что стакан стоял на столе, потому что держи Ленора его в руках, с ее цветастых штанов и с пола пришлось бы крайне долго отмывать эту жидкость, а так он лишь чуть стукнулся о столешницу. И что тут сказать? А ничего. Сожалею, понимаю, сочувствую? Бред, от этого только хуже. Всем и всегда. Сама чуть посерев, она снова поправила покосившиеся очки:
- К-конечно. Когда отправляемся?.. - немедленно опосля секундного ступора была разведена бурная деятельность, включающая помывку стаканов, сбор палочкой осколков в прежнюю кувшинисто-чашечную форму и грозные взгляды на филина, чтобы уж точно не думал возникать - не время. Быстро найдя пергамент с пером и черканув пару строчек, она всунула импровизированное письмо филину, который с крайне довольным выражением морды (вот уж талантливая на оные выражения птица!) полетел куда-то в Лондон, вместе с оными строками:

- - Немедленно так немедленно, надо будет прихватить шляпу, - мисс Саломон вынула вымытую чашку из раковины и, пристально смерив ее керамическое нутро взглядом, поставила емкость на стол, и крайне вовремя – буквально через секунду в  раковине оказалось все, что ранее было  на столе, включая несколько перьев, пару салфеток и край тянущейся к столу скатерти. Последнюю девушка быстро вытащила из раковины и смотала в куль непонятной формы, который был заброшен куда-то в сторону кресла, ровно перед торжественным вручением настойки и бутылки Леноре в руки. Содержимое ковшика и Нора переглянулись. Настойка лирного корня меланхолично булькнула в ковшике, намекая, что она действительно пригодится в дороге, графин высокомерно никак и ни на что не реагировал, делая вид, что он тут вовсе ни при чем, Ксено носился маленьким локальным ураганом, доставая конфеты, убирая конфеты, перекладывая конфеты, а конфеты доставались, убирались и перекладывались. Настойка булькнула настойчивее, выводя Ленору из замкнутого треугольника "ковшик-бутылка-Ксенофилиус", настоятельно требуя к своей настойчиво-настоечной душе внимания.
Может, это настойка-общественница, экстраверт среди настоек, не терпящий одиночества? Боится оставаться без хозяев, милое домашнее животное со странным запахом, которое можно пить... ох, я ж теперь пить это не смогу, мне ее жалко будет. Вон, смотрит на меня укоризненно так, как на неизбывно любимого хищника. Нора, мотнула головой, стряхивая наваждение, как только что совершившая длительный заплыв собака, отчего очки слетели с носа и рухнули в ковшик, печально потонув и выглядывая кончиком дужки.

- - Ну вот и что ты делаешь, а? -  – очки сползли еще глубже в ковшик и даже кончика дужки на поверхности видно уже не было. Настойка, кажется, обиделась, и смотреть двумя выразительными пузырьками перестала, уйдя в свой глубокий внутренний мир. Быстро поставив и ковшик, и бутылку, на стол, девушка выудила очки двумя пальцами и положила их в раковину, откуда они глядели на мир мутноватыми стеклами, пока девушка с помощью волшебной палочки переливала содержимое ковшика в графин. Заткнув стеклянную емкость пробкой, пока результат влияния лирного корня на воду не решил высказаться напоследок, Нора сполоснула ковшик и очки. Салфетки, перья, ваза с цветами и еще что-то загадочно-зеленоватое поднамокли, а девушка напялила окуляры на голову, как ободок, чтобы не потерялись, на этом закончив свое общение с подозрительно выразительной жидкостью и вернувшись к действительности. В действительности надо было вынуть все из раковины и расставить куда-нибудь, иначе оно там все домокнет и раскиснет. В итоге через пару минут раковина была так же пуста, как и стол, разве что на последнем, словно Биг Бэн, возвышалась Бутылка-С-Настойкой, вдруг начавшая меленько дрожать стеклянной пробкой под грохот скатываемого сверху чемодана, куда летела одежда и не только.

- - Да, я возьму пару вещей, и шляпу, раз так жарко, только зачем тебе в Чили зимний пушистый свитер в синего взрывопотама  и брюки с начесом, и… - - увидев накрывший все это великолепие пыхающий пылью факультетский флаг, она замолчала, ибо про него лучше было не спрашивать - его функциональное значение было сомнительно, но все же выше, нежели у зимней одежды. 
Казалось, чемодан закрылся только от удивления, что это все в него влезло,  но рано он радовался – бегая туда-сюда-обратно-и-снова-наверх, Ксено умудрился пытаться запихнуть в него такие вещи, что чемодан удивлялся еще больше и закрывался по-прежнему. Правда,  здесь была крохотная заслуга Леноры, умудрившейся тихо и быстро из-под флага вытаскивать по одной вещи и прятать ее на кресле, отчего чемодан лишился 2х свитеров во взрывопотамов и утконосов, зимних носков в плавающую клеточку, причем каждая клеточка была нового цвета и они не повторялись, огромной книги о видах грибов Норвегии и их магических свойствах, заплывшего гарью кофейника, статуэтки Бастет в натуральную величину и огромных скалящихся тапочек. Огромный подсвечник, пристраиваемый поверх котла, вызвал немой вопрос в глазах даже у Норы, которая не раз наблюдала крайне похожие сборы в исполнении своих родителей, правда, мама постоянно вспоминала, что папе не нужен вон тот самурайский меч на раскопках в русском кургане, а папа отбирал у мамы редкий вид ползучей калины, не помещающийся в чемодан. В итоге, они приходили к консенсусу и, отобрав все крайне важное и нужное друг у друга, надувшись, как мыши на крупу, ехали только со всякой бесполезной ерундой типа палатки, археологических инструментов и прочего.

Трансгрессировать девушка жутко не любила – казалось, что тебя протаскивают через крохотное колечко, сначала сжимая до размера драже Берти Боттс, а потом растягивая до размеров гобелена в гостиной Рейвенкло, но сейчас было некогда об этом думать – надо собираться.  В квартире было пусто и завалено, причем завалено кучей бумаги, на которой были нарисованы красными и синими чернилами какие-то непонятные схемы, плавно переходящие в те же схемы на стенах и даже немножко на столе. То, что это надо будет отмывать, Норе в минуты вдохновения в голову не приходило, и потому писалось и рисовалось  на чем попадется – на бумаге, на пергаменте, на стене, на столе, на чашке, на горшке от цветка, да на чем угодно. Чуть не поскользнувшись на образце взмаха при выворачивающем заклинании, девушка унеслась в свою комнату, быстро покидав в дорожную сумку через плечо несколько маек, косынок и шорт, пару пузырьков с чернилами, какие-то мелкие ленточки, стопку чистой (как минимум, от писанины) бумаги и, после недолгих раздумий, черный узкий платок, который пришлось довольно долго искать в шкафу за неиспользованием, да еще всякое нужное, по мелочи. В завершение спустив очки на нос, напялив на голову соломенную шляпу и повесив через плечо объемистую сумку, не идущую ни в какое сравнение с чемоданом Ксенофилиуса ни размерами, ни содержанием , покинувшая комнату Ленора застала хозяина последнего пристально разглядывающим что-то зеленое, тянувшееся по стене.
- Это найденные возможности применения заклинания чехарды. Чашки на полке мило прыгают друг через друга, но бьются часто… Все, я готова. Пора.

В Чили было жарко. Нет, не так - в Чили было жарко! Очки моментально запотели, отчего девушке пришлось сжалиться над несчастными стекляшками и убрать их в сумку, чтобы не страдали.
Придерживая рукой сдуваемую горячим ветром (напоминающим тот, что вырывается из такой широкой трубки с ручкой, которую ее кузина называет феном) шляпу, не желающую находится на положенном ей месте, Ленора буквально чувствовала, как шевелятся под кожей и выползают на поверхность, под палящие солнечные лучи, некрупные и блеклые, но очень наглые веснушки. Веснушки были крайне довольны таким положением дел, ведь они уже приготовились к двухтретегодовой спячке, а тут такой подарок! Загар на Нору ложился плохо именно из-за воинствующего веснушечьего клана, наложившего лапу на то небольшое количество стад меланина, что паслись на просторах Нориной кожи, и потому на солнце девушка либо избирательно обгорала, либо, в лучшем случае, покрывалась мелкой крапинкой по щекам, носу и плечам. Мимо в доказательство несостоятельности подобного устроения организма в условиях крайнего Чили прошла пара неулыбчивых, темноволосых и загорелых почти до черноты аборигена, кажется, договаривающихся о партии в кости и удивленно поглядывающих на не вписывающихся в местный колорит новоприбывших. Добро пожаловать...

- Да, в Бразилии бывают карнавалы, может, и парады тоже - неопределенно мотнула головой девушка, следуя за Ксено и на ходу раскаиваясь в столь неосмотрительном жесте - пришлось ловить таки улетевшую шляпу.
- Там много перьев, блесток и масла, мне дядя рассказывал, он рисовал там что-то или кого-то, я уже и не помню. У него стащили мольберт и он его так и не нашел, но, по-моему, не очень расстроился. - Ленора вдруг заметила за собой что-то, что немедленно заставило ее замолчать и даже прекратить созерцать окрестности, потому что этим что-то оказалась настойчивая потребность говорить, чтобы заполнить какое-то нечто. Это значило, что что-то было не так. По сути, было даже вроде бы понятно, что именно  не так... Когда у кого-то некто близкий умирает, кому-то должно быть плохо, как бы ужасно это не звучало, но... так оно и должно быть, ужасно, потому что это - ужасно! - сама запутавшись в своих "ужасно"  и "кто-то с кому-то" девушка внезапно заметила, что, отвлекшись, чуть не свернула не туда, поспешив вернуться к изначальному курсу.
Особенно кому-то плохо, если кто-то хороший человек, но он ведь очень хороший человек, и не похоже, чтобы он зачем-то притворялся. Запуталась я совсем... Может, так плохо, что не хочется думать о том, насколько, и потому?..  Тоже непохоже. Может, это как болевой шок – настолько больно, что сначала ничего не чувствуешь, а потом шок отпускает и все на тебя наваливается целиком? Что же я делаю, почему я ничего не делаю?! Нельзя ничего не делать, но он вроде улыбается, и не так, как будто прячется, а как обычно! Почти. И лучше бы было видно, что плохо, потому что потом будет же тяжелее, а нельзя, чтобы ему вообще было тяжело. Я не знаю что делать…
Мысли ее, в особо активном своем состоянии склонные к тавтологичной тавтологии, уже на середине  ушли в совершенно упадническое русло,  постепенно забившись в дальний угол сознания, чтобы не мешать и тихо себе варится в размышленческом котле. За сими нерадостными думами Нора врезалась носом в спину столь старательно обмозговываемого  Лавгуда.  И, выйдя из-за оной спины, наткнулась взглядом на другого Лавгуда, старшего, доселе не видимого ни разу.

Неделю назад?! Ну да, это же жутко далеко, неудивительно, что он летел целую неделю, мог же еще и из вредности задержаться где-нибудь, чтобы неповадно было так далеко посылать – вежливо улыбнувшись, Нора помахала свободной от придерживания шляпы рукой.  Мысли, которые все еще варились, но о которых уже не думалось напрямую, еще не пришли к консенсусу, и потому как себя вести девушка еще окончательно не поняла. Потому, наверное, стоило, как обычно.  Особенно учитывая последнее откровение – кажется, у них это семейное, и так, наверное, и надо, это я себя накручиваю или не поняла что-то. Заранее… Спокойнее надо, Нора, спокойнее.  Опоздали, да еще, скорее всего, по вине Пейрифоя – раньше, когда его отправляли примерно на то же расстояние, дня за 4-5 обращался, а тут. Хотя, может, погода и он тут ни при чем? Тогда еще хуже. Вроде бы даже не заметив, как еще раз поздоровалась, согласилась на чай и сама же отдала сумку, а теперь удивленно смотрела на свои пустые ладони, слушая про ежемесячные леденцы.  Стало как-то очень уместно-неуместно грустно, так, что Ленора наконец-то окончательно приняла правила игры. Не зная, что тут еще можно делать.

- Можно будет набрать их на  год вперед, разложить на 12 кулечков и доставать по одному из шкафа каждый месяц, а то ведь в первую неделю и закончатся – неловко улыбнувшись, она растерянно вертела одну конфету в пальцах. Конфета вертелась и выворачивалась, в итоге вывалившись из руки и закатившись куда-то под шкаф. Извиняющеся взмахнув руками, Нора хотела было полезть под шкаф, но в итоге рванулась в другую сторону и крепко вцепилась в Ксенофилиуса, обнимая его - молча, не зная, что сказать и как ей реагировать. Да, она не слышала в голосе грусти, да, его отец вел себя так же, да, да, да... "Она каждый месяц присылала..." А она - Нора - она ничего не могла сделать, вообще. И никто не мог. К тому же, они опоздали. Отпустила она друга - друга? - достаточно быстро, секунд через пять, и моментально скрылась под шкафом под предлогом найти укатившуюся конфету, что-то там пробормотав и окончательно смешавшись. Это все было безмерно глупо и.. зря она, наверное, это сделала. Просто тяжело терять близких людей, даже когда теряешь их не ты.

Отредактировано Lenora Salomon (2013-05-07 01:30:55)