I. ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА

Имя, фамилия персонажа
Bartemius Kaspar Crouch |Бартемиус Каспар Крауч
Barty | Барти
Дата рождения, возраст
6 февраля 1962 г | 16 лет
Род деятельности, лояльность
студент 6 курса факультета Слизерин | Death Eaters
Отношение к магглорожденным
негативное

II. ЗЕРКАЛО ЕИНАЛЕЖ

Привычки|Страхи|Увлечения|Мечты
привычки: скрещивает пальцы во время раздумий, часто теребит волосы и кусает губы, когда волнуется;
страхи: остаться в тени отца, никак себя не показать;
увлечения: очень много читает, причем предпочтение отдает именно научным работам с кучей непонятных среднестатистическому волшебнику терминов и определений. Любит квиддич, однако выступает всегда лишь в качестве наблюдателя.
мечты: найти себя.
Патронус|Боггарт
не владеет | скорее всего, это будет отец.
Общее описание
Человек, привыкший все делать без чьей-либо помощи, знает, что такое одиночество, чувствуя при этом как за его спиной раздается шипение. Он словно всем своим видом говорит: «Остыньте, ребята, я работаю один!»
Барти себе на уме, он редко говорит то, что думает, оставляя истинные мысли исключительно при себе, потому что предают все, как бы предварительно ни божились в обратном. Отсюда все его несчастья: излишние эмоциональность, комплексы, неуверенность в себе, в следствие чего нервозность и несколько расшатанная психика. Отношения с ровесниками у Барти не клеятся от слова «совсем». Никто не желает видеть его своим другом, а если таковые и появляются, то скоропостижно пропадают, сделав напоследок какую-нибудь неблагородную гадость. Зато шипят на Крауча весьма и весьма знатно, причем со всех сторон. 
Этот юноша непревзойденный актер – патетическая решительность смешивается с огромным набором театральных жестов, создавая некий драматический образ. Его гордость собой позволяет превратить собственные странности в сумасшедшее обаяние. Он из всего желает сделать шоу, продолжительность которого – [данный момент – конец игры]. Его игры, хотя, остальные могут сколько угодно думать, что знают правила и могут в любой момент понять, что происходит. Не пойдет, у сложного человека – сложные идеи, включающие в себя множество ломаных, невероятных путей. Как можно контролировать человека, у которого нет плана?
С Барти невозможно договориться, сколько бы он ни делал вида, что понял вас и сделает все так, как вы скажете. Отнюдь нет, вероятно, он и сделает то, что необходимо, но уже своими соображениями.
В свои шестнадцать лет Барти не лишен ни юношеского максимализма в целях и задачах, которые он перед собой ставит, ни амбициозности в плане их исполнения. Почему милый, робко улыбающийся мальчик из порядочной семьи, сын уважаемого министерского чиновника, вдруг переметнулся на темную сторону? Потому что там здорово, по-настоящему здорово. Опасные задания, некая таинственность и мрачность образов – все это завораживает, восхищает и одновременно с тем немного пугает. Поскольку у Крауча-младшего имеется весьма завышенная самооценка собственных способностей и талантов, он смело грезит о том, что в самом скором времени превратится из «зубрилы и невидимки» в ближайшего сторонника Темного Лорда, что весь мир, который несет столько страданий, будет лежать у его ног.
Навыки и умения
Блестяще разбирается в области Защиты от Темных Искусств. Скорее всего, потому что уже несколько лет Барти всерьез интересуется самими Темными Искусствами. И да, если 12 СОВ вам о чем-то говорит, то вы смело можете сами судить о способностях этого юноши.

III. ЛЕТОПИСЬ

Родственники
Bartemius Crouch – отец; глава Департамента международного магического сотрудничества
… Crouch – мать; домохозяйка.
Статус крови
чистокровен
Место рождения
Лондон, Англия
Общее описание
- Барти, ты не представляешь какое счастье! У нас будет сын! – молодая женщина, не снимая пальто, бросается в объятия мужа, ссутулившегося за письменным столом. Он морщится, как от зубной боли, кажется, его мало интересует новость, которую принесла ему жена. Лучше бы она попугайчика завела, ей-богу, лишь бы только не отвлекала от работы. Он кое-как вырывается и, бросив на миссис Крауч быстрый, лишенный всякого интереса, взгляд, возвращается к бумагам, которые непременно нужно заполнить к завтрашнему дню, если он хочет оставаться на плаву в кандидаты на должность Министра магии.
- Да, чудесно, отличная новость! И называй меня, Мерлина ради, полным именем, особенно на людях. Согласись, Бартемиус звучит куда более солидно, чем жалкое Барти. А теперь оставь меня, у меня куча дел.

- Мама, смотри, что я смастерил папе на день рождения! – шестилетний мальчик подносит к лицу матери большой деревянный кораблик со множеством узоров и красок, реалистичной палубой и реющим даже при слабом ветре тряпочкой-флагом.
- Ох, Барти, радость моя, я уверена, что отцу очень понравится твой подарок! – она всегда так мила, она сияет даже тогда, когда это неуместно, когда больно и нужно терпеть, принуждая эту боль притупиться хотя бы на мгновение. Она знает, что сегодняшний праздник обернется для ее сына в судный день, что он, запершись в чулане, будет вытирать грязным рукавом (- Бартемиус, немедленно надень белую рубашку! – Его только это волнует? Чистая ли у меня рубашка?) мокрое от слез лицо. Она все это предвидела с самого начала, так какого черта она улыбается, для чего от нее исходит теплый, обволакивающий свет? От этого хоть кому-нибудь легче? Ему – ни капли.
Крауч-старший важно шествует по гладко вылизанному двору, где уже у самой калитки его встречает маленький Барти, и его свет сейчас ничуть не бледнее материного.
- Папа! С днем…
- Бартемиус, мне некогда, срочный вызов, я пришел забрать бумаги.
Мачта ломается, флаг рвется, корабль тонет в луже грязи.
- Оставь меня, мам! Ему никогда не было до меня дела, и ты это знаешь! Он идиот! – одиннадцатилетний слизеринец пытается закрыть дверь в комнату, где правит бардак, так ненавистный папаше.
- Не смей так говорить об отце, Бартемиус! - Она так бледна, она из последних сил тянет ручку двери на себя, ей всегда хотелось иметь счастливую семью. Она столько раз закрывала глаза… Но нет, она не виновата. Он во всем виноват. – Он любит тебя!
- Любит он, как же! Да уйди ты, мам! И, ради всего святого, не называй меня Бартемиусом, я презираю это имя! Меня зовут Барти! - мальчик с силой хлопает дверью, кажется, прищемив матери пальцы, запирает засов и долго вслушивается в ее глухие рыдания.

Барти Крауч ненавидел отца. Именно ненавидел во всей прелести этого слова. Вам бы не было горько, если бы человек, которого вы так долго пытались полюбить, которого каждый вечер ждали, пока на улице не погаснет последний фонарь, вешал мантию на крючок, бросал на вас пренебрежительный взгляд и уходил в спальню. Вы бы все еще верили в его привязанность, вы бы не желали ему зла? Так вот, Барти знал, что его отец никогда не станет Министром магии.
Ему было безумно жаль мать, на чьем еще молодом лице преждевременно появились морщины. Она была единственным человеком, которого Крауч-младший любил без фальши, видеть ее вымученную, больную улыбку было высшей наградой.
Так продолжалось долго. Хогвартс стал каким-никаким спасением, но чувство вины преследовало, как паук, медленно, ядовито, и оставалось только ждать, когда оно набросится, схватит тебя множеством лап-путов. Было невыносимо каждое утро получать из дома письма, наполненные лживой радостью с разводами чернил. [Что-то я не вижу твоих писем, папочка?]

Вечер. В небольшой комнате, заваленной дорогим барахлом и оттого кажущейся еще меньше, царит зловещий полумрак, а на кровати, закинув ноги на стену, лежит бледный юноша и смотрит в потолок. Это, пожалуй, самое интересное зрелище в доме Краучей.
-Ты сегодня рано, - бесцветный голос, пустой, безразличный взгляд, повторяющий узоры на обоях.
Ты думал, я не услышу, как ты войдешь? Как незаметно приоткроется дверь, впустив сквозняк, как тихо скрипнет головища под твоими ногами? Я ненавижу, когда ты заходишь сюда, начиная придираться по всяким пустякам. Неужели так сложно оставить меня в покое? - Да, дела разрешились сами собой еще в пятом часу… - рассеяно проговорил мистер Крауч, чьи темные глаза уже начали рыскать по комнате в поисках нежелательных предметов, которые изымал у сына каждый раз, когда тот приезжал домой на каникулы. – Что это? – Он указывает на ветхий фолиант с чернильной обложкой. В два прыжка юноша оказывается возле книги раньше отца.
- Не твое дело!
- Как ты разговариваешь с отцом, Бартемиус?
- Не смей меня учить! И, раз ты здесь, то позволь поинтересоваться, почему ты дал мне именно это имя? Потому что тебе плевать и хотелось как можно скорее отделаться от малоинтересующей рутины? Или ты надеялся, что я вырасту точной твоей копией, что буду брать с тебя пример? С такой гнусной сволочи? – Давай, ударь меня, я же не слепой и не дурак, я же вижу, как у тебя только что дернулась рука. С каких пор ты такой мягкотелый, отец? Ты настолько не уважаешь себя, что стерпишь плевок в лицо? Что ж, в таком случае я вдвое больше не хочу быть похожим на тебя, на сломленного тирана. Со мной будет не так-то просто совладать, а ты можешь и дальше наматывать сопли на кулак и устраивать дешевые спектакли черт знает для кого! Мои представления будут гораздо зрелищнее, гораздо опаснее, а самое главное, на них никто не сможет повлиять.
-Не понимаю тебя… - Что я слышу? Горечь в твоем голосе? Может, ты и ошибку свою признаешь?
Мистер Крауч побледнел, сразу как-то сжался и, кажется, постарел на несколько лет. Если бы вы увидели его сейчас со стороны, вероятнее всего, вам стало бы жаль этого вечно уставшего человека. Но не стоит забывать о том, что Барти, его единственный сын, разительно отличался от основной массы людей.
- Меня не надо понимать. Все, что от тебя требуется, это избавить меня от своего общества. – Презрительная усмешка. Взгляд глаза в глаза. Взгляд на выживание.
- Мне стоило задуматься уже тогда, когда ты начал запираться в комнате.
- Стоило. Но у тебя, как выяснилось, не было ни малейшего желания, или как ты сам говоришь, времени. Здесь, в этом доме, в отношение меня все пускается на самотек!
- Прекрати пререкаться, глупый мальчишка! Если я узнаю, что ты снова от меня что-то прячешь…
- Прячу. – Думаешь, что мне интересно, что ты там лопочешь? Думаешь, стану, потупив глаза в пол, давать тебе те ответы, которые ты желаешь услышать? Черта с два!
- Барти! – Раздается барабанная дробь кулаком по двери и вслед за ней мелодичный голос.
- Что, мам?
- Да, дорогая?
Горящие взгляды друг на друга, которые со стороны могут показаться наполненными, как чаша сладко-терпкого вина, ненавистью, борьбой за внимание и любовь.
- К тебе пришли.
- Уже иду! – Бартемиус Крауч-старший резким, порывистым шагом ступает прочь, обернувшись напоследок, чтобы бросить привычное: - А с тобой мы еще поговорим!
Он всегда так говорит, а потом забывает об этом.
- Всенепременно.

«28 декабря 1977. Еще одна изодранная в клочья [душа] страница из дневника Бартемиуса Крауча-младшего.
Воздух, что наполнил сегодняшний вечер, на удивление горький. Таким бывает простоявшее в непроветриваемой комнате вино, еще вчера заливисто плескавшееся в бокале. И эти сумерки точно так же испорчены, их забродивший привкус еще долго будет напоминать мне о ее напуганных глазах, в уголках которых уже начали собираться мелкие морщины. Я всегда знал, что внутри моей матери идет страшная Гражданская война, начавшаяся, кажется, с самого момента моего рождения, - я следил за боевыми действиями с раннего детства и теперь просто не могу ошибиться в точных датах.
Сегодня отец как всегда задерживается на работе, и это мне только на руку. Мы с мамой сидим на кухне и молча пьем отвратительный кофе. За столько лет она так и не научилась его готовить. Но сейчас он мне не кажется таким уж противным, а точнее мне и вовсе нет до него дела. Сегодняшним вечером мои мысли полностью порабощены. И время от времени я уже не могу сдерживать улыбку. Ты это замечаешь, мама. Ты всегда чувствовала мое сердце, как никто другой. Моя мать, кстати, знает гораздо больше, нежели отец. Она всегда все знает. Иногда я даже не понимаю как и откуда, я ведь вовсе не раскрытая книга, которую можно сесть и прочесть, растянувшись в мягком кресле возле камина, попивая коллекционное вино. А она читает. Признаюсь, порой это выводит из себя, и тогда мне в очередной раз хочется дать деру из дома.
…- Барти, милый, ты ничего не хочешь мне сказать?
О, Мерлин! Мама не начинай снова, прошу тебя!
- Ничего такого, что бы ты хотела услышать. – И я, как бы нарочно, как бы дразня ее, барабаню пальцами левой руки по столу. Только это не просто игра на нервах. Я снова улыбаюсь, я почти ненавижу этот оскал. Она этого не выдержит. Я знаю, она этого не выдержит. – Мам, правда, я просто устал. Я, пожалуй, пойду наверх и немного отдохну. Все хорошо.
Нет, все просто превосходно! Но на этот раз ты об этом не догадаешься. Надеюсь.
Но она хватает меня за руку, тем самым не позволяя мне уйти. А я покорно сажусь обратно на стул прямо перед ней. И мне даже не стыдно смотреть ей в глаза.
- Барти, кто были эти люди?- не терпящим возражений тоном спрашивает она.
- Какие люди, мам? – очередная скользкая улыбка – презент ее догадливости.
- Я не видела их лиц, они были в капюшонах.
- Ну а меня ты как узнала? – я действительно был ошарашен ее ответом.
- Как мать может не узнать собственного сына?
- Логично. Что ж, один – ноль в твою пользу, мам.
- Ты так и не ответил на мой вопрос. Так кто же они?
- Мои… друзья.
Мама тяжело вздохнула и, подойдя к окну, повернулась к нему спиной. Знакомый жест, сейчас что-то будет.
- Кончай играть в эти игры, сынок, они тебя до добра не доведут.
- С чего ты взяла, что это игры?
Она промолчала.
- Послушай, ма, я знаю, что делаю, у меня впереди огромные возможности, ты даже не представляешь…
- В тебе говорит юношеский максимализм, это пройдет, только вот будет уже поздно что-либо менять.
- Да я не захочу я ничего менять!
Она не понимает. Я так и знал, что она ничего не поймет.
- Ох, Барти, Барти… Я ведь просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы ты радовался жизни…
- А у меня уже все хорошо, мам…»

В школе Крауч все больше злился. Невежественность однокурсников выводила его из себя настолько, что возникало жгучее, неконтролируемое желание превратить их в каких-нибудь овец или коров - одним словом, тупое стадо, ничем не выделяющееся, не способное освоить даже самых элементарных заклинаний. Еще больше обижало, что отец не считал его способности тем, чем нужно гордиться, как будто они возвышают тебя над всеми остальными. Именно тогда Барти принял решение закончить школу на год раньше, чтобы не терять драгоценного времени, которого и без того всего чертовски не хватает. Но, увы, совсем не для того, чтобы доказать отцу свою исключительность, свою необыкновенность и свой талант. Он хотел, чтобы все эти качества разглядел в нем не Барти Крауч-старший, а Темный Лорд.

IV. ОБОРОТНОЕ ЗЕЛЬЕ

Прототип
Valter Törsleff
Особые приметы
Перед вами фотоальбом миссис Крауч. Да-да, тот самый фотоальбом, бережнее которого она хранила только домашний очаг, только вот получилось так, что альбом долгие годы пылился на полке совершенно нетронутым, а тепло семьи начало рушиться с первых же дней. Первая страница альбома усыпана черно-белыми фотографиями крошечного Барти, чьи огромные серо-голубые глаза наивно взирают на новый мир, укутанный в голубое одеяльце младенец еще не знает, что этим глазам предстоит увидеть.
На второй странице куча фотографий одного и того же светловолосого мальчика, который определенно любит фотографироваться – это видно по забавным позам, в которые он встает перед фотоаппаратом, по блуждающей мечтательно улыбке на лице…
- Убери от меня эту отвратительную маггловскую штуковину! – угловатый юноша морщится и закрывает лицо руками, когда приятной наружности женщина, его мать, пытается запечатлеть сына на снимке. Нельзя сказать, что юноша сказочно красив, но все в нем удивительно гармонично: бледная кожа, тонкий нос с россыпью веснушек, худое лицо с чуть впалыми щеками – он мог бы сойти за обычного школьника, если бы не. Барти смотрит на мать уже сверху вниз, в нем добрых 178 см, и он улыбается.
Последние страницы альбома практически пусты. На них размещена всего пара фотографий мальчишки с тяжелым взглядом и кривой усмешкой на губах. Эти листы почти слиплись, поскольку миссис Крауч редко просматривает их, она слишком боится того, как с фото на нее смотрит уже, кажется, не ее сын.

V. САКВОЯЖ

Волшебная палочка
Чешуя дракона, каучуковое дерево, 13, 5 дюймов, очень хлесткая.
Животные
нет надобности

VI ОСОБЫЕ ИНГРЕДИЕНТЫ
Прочее
страдает легкой формой клаустрофобии

VII. ПО ТУ СТОРОНУ ЭКРАНА

Связь с вами
607-607-596
Ключ к анкете
папа в угол поставил
Другие персонажи
нет
Пробный пост
Пост маленький и от первого лица, что я в принципе крайне редко практикую, но, как говорится, поперло.

Призраки. Я больше всего похож на шепот, срывающийся с губ, потому что не с кем поговорить, на очередную крысу, что прячет голый хвост меж прутьев камеры, оттого что напугана до смерти.
А я живой? Ответьте мне кто-нибудь, я все еще живой?
Я еще не заражен чужой, не предназначенной мне, болезнью? Это было бы весьма кстати, между прочим. Или все-таки есть шанс на спасение? На любое спасение.
- Да-да, это я! – Если бы не ситуация, это могло бы быть угасшее счастье.
Кто-то в камере напротив жалобно стонет, зовя на помощь, разговаривая с людьми, которых нет. И они тоже призраки.
И никто не придет, чтобы спасти их.
Никто не придет, чтобы спасти меня.
Здесь ощущение, будто дементоры стоят за твоими плечами, не пропадает ни на минуту. Здесь, не прислушиваясь к советам разбившихся воспоминаний о былой власти, правят холод и страх, материализуясь в громадные черные фигуры, приближение которых я переношу крайне болезненно. Куда более болезненно, чем кто-либо другой.
Мне удается подавить напуганный взгляд в сторону теряющего последние капли самоконтроля узника, чтобы прижаться щекой к холодной стене. Мне страшно от одной только мысли о том, что я могу стать таким же, как он. Я почти паникую. Я почти кидаюсь на стену, за которой слышу голос Рудольфуса, единственного, кто способен привести мою психику в порядок. Я стараюсь перекричать стенания заключенного, и мой голос то и дело срывается.
- Руд, Руд, скажи, пожалуйста, скажи, что Он придет за нами! Темный Лорд отомстит за нас и вытащит отсюда! Я не хочу умирать, Руд! Слышишь, не хочу! Он вернется, мы не напрасно будем прожигать здесь дни, да? Кто-то же будет Его искать, так же, как мы искали Его! Он скоро придет за нами и осыплет милостями за то, что мы остались верны ему до самого конца! Скажи, что так оно и будет!
Я обессилено сползаю по стене и едва сдерживаю слезы, грозящиеся вот-вот вырваться наружу. Снова закрываю лицо белыми паутинами пальцев и пытаюсь дышать так размеренно, насколько мне позволяет затхлый воздух. Скоро мне исполнится девятнадцать, и я отмечу свой день рождения в этой самой камере в обществе крыс, кутаясь в плед, который они погрызли. В девятнадцать лет людям свойственно веселиться, отчаянно бросаться головой в приключения, а мне остается лишь медленно умирать на полусгнивших нарах, стекать горячим воском с черными горелыми разводами и застывать на холодном каменном полу, чтобы однажды меня небрежно бросили в яму и закопали за стенами башни. И после смерти я бы продолжал чувствовать ледяной страх и угнетающий холод, исходящий от ее стен.
Здесь царит вечная бессонница, я понял это сразу, как только моя нога переступила порог, что погож на сосущую черную дыру. Здесь все и каждый – заложники собственных мыслей. Собственных страхов. Собственной горечи. Сон – это всего лишь продолжение бесконечной муки, непрерывного безумия. И я боюсь заснуть, чтобы потом не суметь проснуться или с непривычки испытать ужас, что овладел мной, когда я впервые здесь оказался. С того момента прошло всего несколько часов, а я до мельчайших подробностей изучил все стены, что меня окружают, и, если закрою глаза, то перед ними тоже окажутся серые камни, выщербленные в нескольких местах, но неглубоко, совсем неглубоко, чтобы я мог испытать чувство надежды.
И время… Оно здесь абсолютно другое, оно подвешено за ноги без права на нормальное состояние. И мы вместе с ним живем как-то наоборот.

Отредактировано Barty Crouch Jr. (2013-10-03 19:03:23)